Прощай, оружие: рецензии на милитаристские боевики «Топ Ган: Мэверик» и «Своя война. Шторм в пустыне»

Капитану Питу Мэверику Митчеллу (Том Круз) не устают напоминать о том, что его время ушло. Несмотря на все заслуги, он так и не смог попасть на высокий пост ВМФ США, да и не больно хотел: Мэверик был рожден для полета, а не командного кресла. После очередного нарушения правил его собираются выгнать из армии, но звонок старого друга Айсмена (маленькая и очень трогательная роль Вэла Килмера) дает ему еще один шанс провернуть невыполнимую миссию с командой молодых летчиков. Правда, есть загвоздка: один из них (Майлс Теллер с усами) — сын его погибшего товарища, чья гибель до сих пор тяготит Мэверика. 

Оригинальный «Топ Ган» (он же «Лучший стрелок»), на первый взгляд, сложно назвать пропагандой. В нем нет патриотических речей, нет ежеминутных признаний в любви к Америке, а враги в финале хоть и летают на МиГах, но вопрос об их национальной принадлежности тактично умалчивается. На момент премьеры фильма в 1986 году голливудское кино начало выходить на глобальные мощности и училось не бесить свои аудитории по всему миру. Великая критикесса Полин Кейл в свойственной ей грубоватой манере приложила фильм в своей рецензии: «Результат — новая форма «искусства»: реклама себя самого. «Топ Ган» — рекрутский плакат, который озабочен не рекрутством, но плакатом». Частично Кейл права: «Топ Ган» упивается собственной крутостью, самолетами, мачизмом и красотой своих артистов — в этом фильме столько полуобнаженных потных мужчин, что гомоэротические обертоны затмевают милитаристские.

Однако в целом Кейл все же ошибалась. Перед премьерой первого «Топ Гана» армия США находилась не в лучшем состоянии. Поражение во Вьетнаме оставило грязный отпечаток на образе американских вооруженных сил — и именно «Топ Ган» помог переломить непривлекательную для военных ситуацию. Фильм режиссера Тони Скотта и продюсеров Джерри Брукхаймера и Дона Симпсона заработал гигантские по меркам времени 353 млн долларов (при бюджете в 15 млн) и привлек в армию огромное количество рекрутов — особенно много народу повалило в воспетый фильмом ВМФ. Неважно, что кино не агитировало стоять по струнке при виде флага; важно, что оно создало репутацию пилотам истребителей — опасной, но драйвовой профессии для настоящих мужчин. Это милитаристская пропаганда в самой своей скрытной, аполитичной форме.

И одновременно с этим «Топ Ган» — один из главных символов 1980-х. Сиквел сейчас собирает по всему миру отличную кассу; как минимум в США ему и вовсе удалось сделать невозможное — вытащить в кинотеатры взрослую аудиторию. Но было бы нечестно связывать успех фильма только с ностальгией. Крузу и режиссеру «Мэверика» Джозефу Косински удалось сделать не просто ладное кино — оно откровенно лучше оригинала. Драматургически первый «Топ Ган» находится где-то рядом с сериалом «Кадетство»; в этом плане сиквел ушел существенно вперед. Формой «Мэверик» напоминает традиционный легасиквел — когорта молодых героев, старые знакомые на втором плане, море оммажей первому фильму. Разве что сделано одно важное изменение в духе последней «Матрицы» — внимание преимущественно уделяется не новым героям, а старичку Мэверику. Это и логично — суперзвезду Круза сложно затмить — и добавляет нотку печали в фильм. Если оригинал был историей взросления, то сиквел — история старения.

По «Делу храбрых» и «Обливиону» было заметно, что Косински склонен к меланхоличному тону. Этот настроение идеально ложится на сюжетную канву. Ведь в ее центре — переживания немолодого героя Круза по поводу своей смертности. Как и в первом фильме, злодеи «Мэверика» не персонифицированы, но на этот раз борьба с ними выглядит схваткой с роком, последней попыткой отвоевать себе уходящую жизнь. Персона Круза играет такой трактовке только на руку. В чем разница между актером и кинозвездой? Актер пытается воплотить образ, кинозвезда подстраивает образ под себя. Его Мэверик — амальгама самого Круза и всех его ролей, кинематографический аватар артиста. Рефлексия персонажа из-за неумолимого течения времени растекается по всему фильму, подтекст сплетается с основным текстом. Невыполнимая миссия Мэверика равна невыполнимой миссии Круза — собрать вокруг себя талантливую молодежь и в один последний раз снова высечь искру.

«Мэверик» не просто поднял планку авиационных экшен-сцен — он сам, как истребитель, взмыл ввысь, на высоту, повторить которую многим будет просто не под силу. «Топ Ган: Мэверик» едва ли не полностью снят из кабин настоящих реактивных истребителей. Ради этого Том Круз, на старости лет решивший переплюнуть Джеки Чана и Бастера Китона на посту экшен-трюкача, и его коллеги по кадру выучились летать на самолетах. Развитие компьютерной графики вроде бы должно было доказать, что актерам больше незачем убивать себя ради красивых кадров. Однако «Мэверик» демонстрирует обратное. Полеты на истребителях в фильме настолько убедительны, что твое существо обрубается до физиологических реакций — тело потеет, кулаки сжимаются, глаза широко открыты, челюсть закатилась куда-то под кресло. Нарисованные на компьютере самолеты такого эффекта не достигли бы.

Однако у реализма фильма есть своя цена. После выхода первого «Топ Гана» Пентагон понял, как использовать пропагандистскую силу Голливуда в своих интересах. Военные с радостью консультируют кинематографистов и делятся с ними техникой для съемок, но взамен требуют показывать свои войска на экране с безупречной стороны. Военные преступления, несоблюдение субординации, отрицательные образы офицеров — нарушьте хоть один пункт, и с вами откажутся работать. Под запретом даже демонстрация неэффективности армии — поэтому Пентагон почти не сотрудничает с авторами фильмов о вторжении пришельцев, где обычно на первых порах захватчики сминают земное сопротивление. Создатели «Топ Ган: Мэверик» сумели сохранить договоренности с американской армией — без этого они бы просто не смогли использовать в съемках реальные истребители — так что у военных к ним явно вопросов нет.

Парадоксально, но «Топ Ган: Мэверик» работает не только на американскую армию. Как и первый фильм, сиквел сохраняет аполитичность, а главные герои сражаются с неназванным врагом. Даже странно, что в финале они устраивают дуэли в воздухе с живыми противниками, а не с дронами — это бы только подчеркнуло мысль фильма о превосходстве пилотов над новейшими технологиями. «Мэверик» — ода солдатам, а не их оружию, но этот подход вперемежку с нацеленностью на глобальную аудиторию в 2022 году начинает вызывать неудобные вопросы. По сути, фильм Косински, как и его предшественник, восхваляет не столько американский милитаризм, сколько милитаризм вообще, игнорируя его неприятные стороны. Мы примерно знаем, сколько американцев после первого «Топ Гана» записались в армию. А сколько людей записались по всему миру, посмотрев кино? И сколько запишется теперь? «Мэверик» — отличное летнее развлечение, но его цена — нормализация военных действий во всем мире.

В.Г.

Об этом не пишут аршинными буквами на постере, но «Своя война» — это сиквел балабановской «Войны». Алексей Чадов не просто вернулся к роли солдата Ивана Ермакова, но также сам написал сценарий и поставил картину. По сюжету его герой давно отошел от дел, развелся с женой (Кристина Асмус) и занимается организацией военных игр в составе ЧВК «Шторм». На одну из таких игр он берет своего маленького сына, чтобы сделать ему подарок на день рождения, чем вызывает гнев бывшей супруги. В сердцах она скажет Ивану, что у него не все дома. К слову, те же самые слова ему будут говорить самые разные люди на протяжении всего фильма: русские, американцы, арабы. А все потому, что Иван, притворившись журналистом, отправится в Сирию спасать из плена своего командира (Виталий Кищенко).

«Своя война» — дебют Чадова в режиссуре. Как и «Сестры» Сергея Бодрова-младшего, это очень ученическая, снятая под большим балабановским влиянием картина (Чадов даже в затемнение между кадрами уходит так же, как Алексей Октябринович). Формально это даже не сиквел, а сиквейк: сиквел + ремейк. Сюжет «Своей войны» аккуратно повторяет сюжет «Войны»: солдат, собрав выкуп и вооружившись видеокамерой, отправляется в горячую точку. Однако есть два существенных отличия. Во-первых, у Балабанова такой поступок героев (русского и англичанина) был вызван бездействием властей, российских и британских. В сиквеле на бездействие государства никто не сетует: Иван не обращается в вышестоящие инстанции, а сразу берет инициативу в свои руки. Во-вторых, нам ни на минуту не дают забыть, что эти фильмы разделяет дистанции в 20 лет. За это время Иван (да и его зрители-ровесники) изменились или, если угодно, повзрослели. И фильм Чадова хорош, прежде всего, тем, что он вступает в диалог, а где-то и в полемику с балабановской картиной — безусловно, талантливой и даже выдающейся, но также очень спорной и неудобной (ксенофобия и рессентимент «Войны» сейчас бьют даже сильнее, чем в 2002 году).

Чадов показывает эволюцию взглядов Ивана (опаленный, как и Данила Багров, чеченской войной мальчишка-срочник к 40 годам пришел к справедливой мысли, что война никому не нужна), а также позволяет своему герою дважды войти в одну реку, но уже другим. При этом есть ощущение, что Чадов использует видеокамеру в руках Ивана исключительно как оммаж или пасхалку. Кажется, он не понимает, зачем она была нужна Балабанову (преодолев границу, Иван довольно быстро от нее избавляется). Отметим, что Балабанову камера была нужна как метафора. Алексей Октябринович никогда не скрывал, что «Война» на самом деле не про войну. Это метакино: кино про то, что съемки кино — это тоже война (режиссер был зачарован тем, что shoot по-английски означает и «снимать», и «стрелять»). «Шторм в пустыне» в этом смысле картина попроще: она не работает на нескольких смысловых уровнях. Однако несмотря на то что фильм Чадова поглупее, он тем не менее гуманистичнее. И, несмотря на то что в фильме произносится уже ставшей мемной фраза про то, что «русские своих не бросают», это не «Брат-2», а, скорее, «Рэмбо-3» (по этому поводу в картине даже шутят американские солдаты, когда называют Ивана Рэмбо). В отличие от лютого «Солнцепека» и других фильмов из киновселенной ЧВК «Вагнер», «Своя война» — антивоенное кино, которое не прославляет насилие, не упивается насилием, поэтому от него триггерит чуть меньше, чем от остальных кровожадных милитаристских фильмов на злобу дня.

Это сдобренный пацифистским месседжем и сделанный по лучшим голливудским лекалам боевик (помимо «Рэмбо» вспоминается также тетралогия про Джейсона Борна). Главный герой братается с американцами, сражается с террористами, спасает не только своего командира, но и сирийскую девочку и еще одного российского солдата (Джалил Асретов), который оказывается чеченцем и вторым главным героем в картине. С ним у Ивана не сразу, но складываются дружеские отношения. Таким образом Чадов не только показывает, что его персонаж перерос бытовую ксенофобию, но еще пытается примирить «Свою войну» с балабановской «Войной». Возможно, это у него не всегда получается: все-таки у фильмов очень разная температура. «Война» — фильм большого художника, а «Своя война» — начинающего режиссера, которому есть, что доказывать. Однако для дебюта «Шторм в пустыне» поставлен крайне недурно: в нем такой же качественный экшен и захватывающий сюжет, как в «Аванпосте» с тем же Чадовым. Так что эта картина определенно заслуживает внимания.

Е.Т.