Спектакль

Прихоти любви, или Капризы Марианны

Сегодня мы называем романтической комедией историю о любви — легкую, забавную и с обязательным хеппи-эндом. Однако настоящие романтические комедии, то есть сочинения авторов-романтиков XIX века, были порой прямо противоположного свойства. Особенно отличался по этой части француз Альфред де Мюссе: что ни комедия, то труп в финале. Его герои вышли из школы «Опасных связей», они играют в любовь, как в шахматы. Гибнет у де Мюссе обычно кто-то третий, тот, кто любит наивно и не умеет играть в холодные игры. А двое оставшихся уже не смогут быть вместе никогда.

Эти комедии разочарованного, тоскующего по идеалу циника, иной раз получаются страшней, чем иные трагедии, но в Театре им. Моссовета из «Капризов Марианны» де Мюссе сделали как раз романтическую комедию в нынешнем понимании. Придумал этот спектакль актер Геннадий Бортников: он здесь и режиссер, и автор инсценировки, и художник по костюмам, и исполнитель главной роли — поэта Октава. Вдохновляли его не сложные коллизии де Мюссе, а костюмированные постановки советского кино вроде «Собаки на сене» или «Труффальдино из Бергамо». Нарисованная Венеция, карнавал, гитары, песни (Бортников сам написал для них тексты) и прочее в этом духе. Но то, что хорошо перед камерой или на большой сцене, маленьким залам противопоказано. Играть в «большом стиле» на расстоянии нескольких шагов от зрителя невозможно. Романтика с жирно нарумяненными щеками и пафосными речами выглядит тут фальшиво. Условность, которую не умеют обыграть, превращается в театральное притворство. Не веришь ни дыханию, ни слову; к тому же слова постоянно забывают, а дыхание сбито. Молодой герой, Селио (Андрей Смирнов), не знает, куда девать руки и как встать. Марианна (Анна Гарнова) не играет ничего, кроме своего раздражения против мужчин. Мюссе в память о велеречивом классицизме дал им с Октавом диалог, похожий на диспут, — об отношении к женщине. Марианна выдает свои аргументы как вызубренный урок, а молодящийся Октав с ухватками ловеласа разубеждает ее. В финале Селио погибает, и Октав, ничуть не сожалея о друге, поет над ним песнь торжествующей любви. Или торжествующего театрального рутинерства. Оно — единственная настоящая трагедия этого спектакля.