Сдвоенный сеанс: почему Кристен Стюарт тошнит, а Стивен Спилберг переписывает «Вестсайдскую историю»?

В 1991 году принцесса Диана, урожденная Спенсер (Кристен Стюарт), приезжает в Сандрингемский дворец, чтобы вместе со всей остальной королевской семьей встретить Рождество. Но что бы она ни делала, ее тошнит. Примеряет наряды — тошнит. Идет в ванную — тошнит. Садится за стол — тошнит. Понятно, что эта тошнота, как у Сартра, экзистенциального толка. Диану воротит от британской королевской семьи, жизни и власти. Поэтому она отчаянно ищет ответы в прошлом: в покинутом родовом имении, расположенном неподалеку, и в книжке про Анну Болейн, в трагической судьбе которой видит отражение собственных мытарств.

Один из самых ярких и талантливых современных постановщиков, чилийский режиссер Пабло Ларраин, в своем творчестве всерьез увлечен двумя вещами: политикой («Нет», «Неруда») и женщинами («Эма: Танец страсти», «История Лизи»). Иногда они сходятся у него в одном кино: как было, например, в «Джеки» — фильме про вдову президента США Джона Ф.Кеннеди или вот в «Спенсер». При этом, если в «Джеки» действие еще развивалась по законам классической драматургии (Жаклин Кеннеди в исполнении Натали Портман была озабочена сохранением наследия мужа, поэтому нарекла период его правления «Камелотом» — в честь его любимого мюзикла), то в «Спенсер» Ларраин использует уже приемы не драмы, а постдрамы. Это перформативное зрелище, которое ближе к современному театру, чем к голливудскому кино. За два часа в фильме ничего толком не произойдет, зато мы глубоко погрузимся в мир принцессы Дианы, хотя играющая ее Кристен Стюарт больше похожа не на леди Ди, а на актрису Кейт МакКиннон. 

Нечто подобное Ларраин уже делал в «Эме», когда жертвовал сторителлингом в угоду чувственному экспириенсу. В «Спенсер» его творческий метод достигает апогея. Вы вряд ли запомните, какая сцена тут следует за какой, зато точно запомните Стюарт, отчаянно сжимающую бильярдный шар. Стюарт, бегущую по коридорам дворца и представляющую себя Анной Болейн. Или Стюарт, раскинувшую руки, как фазан крылья. Это режиссура, целиком и полностью направленная внутрь главной героини, поэтому так важна тягучая атмосфера, которая ее окружает. В создании этой атмосферы Ларраину помогает не только выдающаяся операторская работа Клер Матон, но и саундтрек гитариста Radiohead Джонни Гринвуда: его тревожные скрипка и саксофон. «Спенсер» — фильм-состояние, фильм-переживание, не стоит здесь искать каких-то неожиданных сюжетных изгибов, хотя пару раз картина все же заходит на зыбкую шьямалановскую почву, когда не понятно, что реально, а что — нет. И несмотря на то, что формально лента заканчивается хэппи-эндом, от нее все равно остается привкус горечи во рту, какой обычно бывает после тошноты.

Шестьдесят лет назад на экраны вышла «Вестсайдская история» Роберта Уайза — экранизация бродвейского мюзикла на стихи Стивена Сондхайма, с музыкой Леонарда Бернстайна и хореографией Джерома Роббинса, который выступил сорежиссером фильма. На «Оскаре» картина собрала десять статуэток: настоящий триумф, больше (11) только у «Бен-Гура» (1959), «Титаника» (1997) и третьей части «Властелина Колец» (2003). Но то, что круто выглядело в середине XX века, не всегда хорошо проходит проверку временем. При пересмотре становится очевидно, что оригинал во многих аспектах морально устарел — в том числе в плане национальной репрезентации. По сюжету, представляющему собой интерпретацию истории Ромео и Джульетты, вместо враждующих семей Монтекки и Капулетти фигурируют вестсайдские банды: белые «Ракеты» (ее костяк составляют поляки с итальянцами) и пуэрториканские «Акулы». Так вот, в фильме Уайза практически не было настоящих пуэрториканцев, кроме актрисы Риты Морено, которая сыграла возлюбленную главаря «Акул». В основном это были загримированные под латиноамериканцев артисты — даже исполнительница главной роли, актриса российско-украинского происхождения Натали Вуд. Исправить это недоразумение взялся Стивен Спилберг, когда решил снять ремейк. Но у великого режиссера не только получилось восстановить историческую справедливость, но и поставить по-настоящему грандиозное кино.

Спилберг оставил центральный конфликт без изменений, но внес в сюжет ряд концептуальных поправок. Если оригинал начинается с потрясающего и ставшего хрестоматийным вида Манхэттена, то ремейк — с панорамы вестсайдских трущоб, отправленных под снос (на их месте потом построят «Линкольн-центр»), то есть буквально на руинах американской мечты. И пуэрториканцы, и белые воюют за территорию, которая им, по сути, не принадлежит: скоро всех приезжих все равно выселят. На фоне этой «междоусобной войны» разворачивается история любви поляка Тони (Энсел Элгорт) из «Ракет» и сестры главаря «Акул» — Марии (Рейчел Зеглер). При этом Тони (то есть Антон) у Спилберга не невинный юноша, как у Уайза, а отсидевший в тюрьме преступник, который после того, как чуть было до смерти не избил пуэрториканца, решил исключить из своей жизни насилие.

Какие еще изменения сразу бросаются в глаза? Если у Уайза хореография была академического толка, то у Спилберга она более жесткая и тяготеет к стрит-дансу (постановкой танцев в ремейке занимался Джастин Пек). Если у Уайза было больше театральных декораций, то у Спилберга — живой натуры (прием, который придает условному жанра мюзикла изрядную долю гиперреализма). Но главные изменения коснулись фем-репрезентации. И дело не только в том, что в ремейке владелицу аптеки сыграла Рита Морено из оригинальной картины, тем самым осуществив связь времен, а в том, что у Спилберга женские героини и гендерно-флюидная пацанка из «Ракет» получились намного ярче и интереснее, чем у Уайза. Впрочем, и мужские персонажи тоже. Заострив расовый конфликт, несколько изменив подтекст и сделав героев более выпуклыми, Спилберг заставил историю 1957 года (а действие принципиально не было перенесено в наши дни) заиграть новыми красками. Если и снимать ремейки, то только так: чтобы они были круче оригинала.