Спектакль

Веселая жизнь и грустная смерть французской артистки Адриенны Лекуврер

Вообще-то, пьеса Скриба называется «Адриенна Лекуврер» и повествует о трагической кончине великой расиновской актрисы. Отравленную соперницей Адриенну играли смертельно больная Рашель и Сара Бернар, а в России — Алиса Коонен: это была ее последняя роль в Камерном театре Таирова. Полвека спустя Ольга Дроздова с Дмитрием Певцовым — вот только что, в январе, — демонстрировали в этой пьесе костюмы в стиле рококо, благородные чувства и изящество манер. Но спектакль Театра на Малой Бронной — другое, и написанному тут следует верить: артистка с дурацкой фамилией помрет, от этого будет немного грустно — но только в финале. Между тем как все два с половиной часа в зале и на сцене будет царить исключительно веселье. О чем предупреждает уже пролог к спектаклю, где чернокожий дошкольник (арапчонок хулигана Мейерхольда?) картавит мандельштамовскую строку: «Я не увижу знаменитой «Федры» в старинном многоярусном театре». Так и есть, «Федры» вы не увидите. Спросите, при чем здесь «Федра»? Притом что Адриенна Лекуврер была великой Федрой своего времени, и еще притом что Эжен Скриб, мастеривший свою салонную пьесу на излете романтической эпохи, вложил в уста своей героини монолог влюбленной царицы. Скриб и сам был не дурак — его сюжеты занятны, интриги виртуозны, диалоги в высшей степени остроумны, — но расиновский монолог ему понадобился, чтобы пробиться к тому, что ему решительно не давалось, — к высокой трагедии. Роман Самгин, в прошлом студент Марка Захарова, ничего, кроме комедий, пока не ставил. На роль Адриенны он пригласил Олесю Железняк, которая, в свою очередь, ничего, кроме комедии, не играла. Олеся морщит чело — и уже смешно; она принимает изящную позу — и зал падает со стульев. Адриенна в ее исполнении — этакая обаятельная долговязая чудила, невесть как оказавшаяся на сцене «Комеди Франсез», окруженная манерными кривляками и полюбившая графа Саксонского (в исполнении Владимира Ершова наследник польского престола походит на поручика Ржевского). Сказать, чтобы бурлеск этот не был смешным, не скажешь. Но судите сами: актриса полюбила мужчину, мужчина оказался фаворитом влиятельной дамы, дама из ревности актрису отравила — над чем предложено смеяться? Решительно не понять. К слову, сцена изобретательно и забавно изображает закулисье: откуда-то из-под земли выныривают время от времени старик и старушка — духи театра, на люстре, которую вечером зажгут и поднимут к потолку, днем раскачиваются аббат и принцесса, а где-то вдали, у самого задника, разворачиваются время от времени фрагменты совсем других спектаклей. Так может, режиссер Самгин взялся смертью смерть попрать? Призвал многократно умноженную театральность послужить делу возрождения театра вообще и этого забубенного театра, что на Малой Бронной, в частности? Если задачи были таковы, то надо признать, что Самгин сильно перегнул палку. В финале на поклоны вместо Адриенны выносят гроб. Само собой, аплодисменты достаются гробу.