Фильм

Обезьянки

Разрешите, я сразу отброшу штамп: обитатели северных стран чужды проявлениям бурных эмоций. Он тут не в помощь. Не верю, что фильм снят о национальных особинках (тире стереотипах).

Малоподвижная камера, демонстрируя расчетливую кинематографическую отточенность, старательно и максимально близко вглядывается в плоть, лишенную всякой выразительности. В плоть по имени Эмма… У нас тысячи шансов увидеть, что перед нами вялая, серая, бледная, пресная, как овсянка, и даже не мертвая, а как бы еще не родившаяся, никакая человеческая единица. Режиссер стушевывает полутона и понижает тона образа с той же одержимостью, с какой иные повышают их до буйства, срыва и крика. Застывшее равновесие осанки, мимики, анемия внутренних состояний, запрет на слезы, табу на улыбки, фразы без интонаций, движения без жестов. Сомнамбулизм и меланхолия в венах. Глухонемота чувств. Серый холод инерции. Чем не кибердроид?

Для меня нет вопроса о том, кто солирует в фильме. Солист – Эмма, а Сара и Кассандра – лишь ключи-подсказки к ней, близкого рода подобья, каждая по-своему пытающиеся имитировать зрелость поведения и чувств, сексуальность, влияние, властность. Экономия средств, лаконизм и минимализм, статика - главные изобразительные приемы, контролирующие и конструирующие образ юной вольтижерки Эммы, вовсе не мешают его агрессивно-завоевательному верховенству в ряду прочих – на первый взгляд более ярких. И вот почему… Есть в Эмминых неучастии, непринадлежности, апатичности, бескровной нежити отрешённость и отшельничество как бы бытия. Кажется, она живет словно и не жизнью вовсе – за пределами стресса, за границами морали, за вычетом привязанностей и чувств.

В словаре Владимира Даля нежить – это всякие русалки, лешие и т.д., т.е. «всё, что не живёт человеком, что живёт без души и без плоти, но в виде человека... Нежить не живёт и не умирает… У нежити своего обличия нет, она ходит в личинах… нежить бессловесна». Как же это в тон фильму, в тон атмосфере, которая льется буквально с каждого сантиметра пленочного лица Эммы. Духлесс. Жизнь без души. Постчеловеческое слишком постчеловеческое.

Человеческая природа, лишенная духовной глубины, отрицает бергмановско-тарковское так никогда до конца и не утоленное желание погружаться в самые глубины человеческой натуры, в бесконечность греха, стыда, страсти, жертвы, любви – вечных тайн людских. Новое время – новые песни – другая режиссура – другое кино. Вместе с Лизой Аскан/Ашан мы не окунаемся в глубины духа, а скользим по поверхности личин и инстинктов, находясь в эпицентре имитаций – подражаний человеку и жизни.

Обезьянка… Это животное, как известно, обладает способностью имитировать, пародировать, передразнивать. Неслучайно у христиан Средневековья обезьяна была символом носителя личин, отца лжи – дьявола, а в религиозных мистериях являла собой состояние человека перед тем, как в него вошла душа, то бишь означала пустую оболочку, лишь кажущуюся человеком.

«Человек-имитатор»… Это определение часто звучит в статьях современных культурологов, философов, социологов, искусствоведов. А еще человекоматрица, андроид, робот и т.д. и т.п. Ну а совсем «молодой материал» вполне в тему можно обозвать «обезьянками» людей. Знак подобного человеческого сорта, помимо имитационного характера жизни, – смерть подлинных чувств, выхолощенность души, вычитание человечности.

Чтобы имитировать, надо научиться скрывать себя, прятать останки настоящего. Начинающая вольтижерка Эмма в этом смысле демонстрирует чудеса самоконтроля и самодрессуры. Она и своего минидвойника – сестру Сару призывает скрывать слабости, не показывать чувства. И та прячет жажду внимания и ласки (их почти не дают отец, сестра, воспитатели, мир) в агрессивно-сексуальный купальник со звериным узором (как у взрослых) и такое же поведение. В поведении этом прорываются и сестрины амбиции стать больше, выше себя (птица на цепочке), и сестрина установка на власть-контроль над другими (пульт управления для дрессировки собаки, ружье, «жестокие игры» с Кассандрой и большеглазым охранником), и сестрина агрессия, сдобренная нечувствием (случай с разбитой лошадью, отраженный в истории с вилами).

Неслучайно царь Соломон говорил: «Лучше открытая ненависть, чем скрытая любовь». Покрытое футлярами «скрытое» не выпускает своего и не пропускает чужого чувства. «Скрытое» уничтожает нас изнутри, запускает процесс разложения сердца, ведет к опустошению и имитации жизни, имитации, которая, судя по кино- и ТВ-экрану, стала главной темой и эпидемией нашего времени.

Видимо, только так сегодня и можно взрослеть – в броне, под смертельной тяжестью несгораемого панциря, вытравливая из себя, как жизнь, чувства и слабости. В финальном кадре мы видим страшное счастье – имитацию полета, успеха и победы на лице уже взрослой Эммы. Не стоит кричать ей: «Остановись, опомнись, вернись к себе, только беззащитностью мы живы!». Она выросла, тормоза сняты: ни боли, ни жалости, ни чувств, ни слез, ни колебаний. А впереди ловушка Кассандры – кто-то, кто когда-нибудь, имитируя чувства, сможет манипулировать ею, а потом перевоплотится в нее – успешную, красивую, жестокую и властную, как Кассандра.
Цепь имитаций нескончаема.