Фильм

Я — это любовь

Фантастически красивое кино. Той красотой, к которой уже казалось бы привык давно, но которая не перестает тебя восхищать. Простой, безыскусной, сдержанной, поистине классических форм. Одно из красивейших произведений киноискусства последних лет с обязательными для итальянского кино такого рода видами Италии, культом еды, вина, буржуазными особняками и скучными деловыми людьми, по контрасту с ежедневным бытом которых являющее себя оку оператора и зрителю Прекрасное еще наглее и бессовестнее. Помимо прочего, мало известный итальянец, у которого были все карты на руках для того, чтобы снять бессмысленное красивенькое кино для эстетов-гурманов, снял на удивление умное хорошее кино о силе любви. Фильм притворяется социальной драмой, просто драмой, психологической драмой, драмой об экономических и классовых различиях, и даже эротической мелодрамой, но в конце концов преодолевает силу притяжения предков всех итальянских режиссеров - от Антониони до классиков эротического кино Италии. Гуаданьино на самом деле снял настояшую античную трагедию в декорациях уважаемой итальянской семьи, декорациях, стандартных для почти любых европейских авторов (которые полвека уже метаются между дорогими особняками с подлинниками мастеров эпохи Возрождения и грязью подворотен). Место Рока или Судьбы здесь занимает Любовь, и название действительно оказывается ключом к, в общем-то, несложному и банальному сюжету. Вот только автор бескомпромиссен и безжалостен к собственным персонажам и доводит идею силы любви до какого-то логического абсолюта, тем самым, подозревая, возмущая каждого второго зрителя.

Дело в том, что купающееся в южных красках Италии, импрессионистское на природе, антониониевское в городских кварталах и висконтиевское в интерьерах дорогого особняка кино рассказывает историю о том, как даже материнская любовь и любовь к семье бессильна перед силой чувств, пусть порочных, грязных и, может, всецело основанных на сексуальности человеческой. Героиня Тильды Суинтон - мать итальянского семейства, неожиданно для себя влюбляется в шеф-повара, молодого друга ее собственного сына. Что может быть интересного, казалось бы, в любви этой чувствуенной, сексуальной женщины русских кровей (это второй фильм, который я посмотрел за последний месяц, где иностранная актриса прекрасно играет русскую, кстати, первым была "Последняя станция", где Хелен Миррен сыграла не много-не мало, жену Льва Николаевича)? Внезапная любовь, о которой уже тыщу раз мы читали или видели в кино, почти традиционно приводит к трагическим последствиям. Но вместо того, чтобы по-старчески (в последнее время можно сказать даже "по-вудиалленовски", шейм он ю, Вуди) осадить героиню и вернуть ту в лоно семьи, автор отпускает ее. Но в таких неуютных и противоречивых обстоятельствах, что тот самый "каждый второй зритель" может возненавидеть героиню еще сильнее.

Но это на самом деле не главное. А главное - то, с чего я начал. Итальянская классическая красота в каждом кадре. Виртуозное владение камерой оператора. Мощная режиссура, кажущийся интуитивным монтаж, какой-то высшей математической природы мизансцены, где продуман, наверное, каждый метр в кадре. Я вообще не понял, каким образом фильм оказался на моем харде, совершенно, получается, случайным образом, учитывая мою неприязнь к европейским современным драмам. Загребая кучу ерунды, бывает, встречаешься с приятными исключениями из правил. И, должен сказать, первые минут двадцать я смотрел фильм на автопилоте - как еще одно европейское копошение в психологии обеспеченных людей, хотя отмечал про себя совершенство сцен. Но потом как-то меня растворило в себе происходящее, такое там все живое. Я обнаружил уже не просто традиционное ученическое стерильное совершенство, а изобретательную игру, мастерство живописца, жонглирующего сценами, картинками, крупными планами, и взбалтывающего их тем самым странным монтажом, визуальным и звуковым, в странный по вкусу коктейль. При этом, здесь почти нет "эффектных" сцен в духе современного эстетского кино. Но нет и традиционной старой кинематографической красивости. Это какая-то очень умная красота, красота, подчиненная идеи и ритму рассказа. Держащая тебя на плаву, чтобы ты окончательно не забылся, рассматривая скрэп-бук. Тут есть восхитительные, пожалуй что, лучшие за последние год-два сцены любви и секса, настоящие, снятые от души, смонтированные с видами итальянских пейзажей, копошащимися в бутонах насекомых и близко-близко снятых интимных частей тела Тильды. Есть сильные, безжалостные сцены расставания и сумасшедших поступков, филигранную архитектуру кадров которых отмечаешь уже ретроспективно, потому что для режиссера операторские изыски нужны были постольку-поскольку. Оба, режиссер и оператор, к финалу фильма уже настолько уверены были в том, что камера легко будет парить на лестницах, делать панорамы, резать сцены внутрикадровым монтажом, что занялись только самой историей. Редкий образец умного и красивого подчинения формы - идее и содержанию.

Конечно, сразу на ум приходит Антониони, да-да, кто ж еще. Но на самом деле для Антониони "Я есть любовь" слишком сладкое, горько-сладкое кино, кино, одуряющее винными ароматами, текучее, сладострастное (тем больнее финал истории). Оно ни в коем случае не глянцевое. Скорее... такое воздушное, светлое, гармоничное, где есть место и горечи и патоке. Оно, кино, слишком показательно любит жизнь не в глубинном каком-то смысле, а вот в любых ее внешних проявлениях: красиво приготовленная еда, красивый секс, красивая одежда, красивые овощи, красивые тела. Это отчасти очень плотское кино, и потому, наверное, так отчаянно взбешен Дух, возмущенный "аморальной любовью" в финале, перешибающий хребет всем сразу персонажам, и героине в особенности. Почему при этом она, автор и ты вслед за ними принимаешь эту историю такой, какая она есть, неизвестно. Какой-то особой эмоциональной вовлеченности или эмпатии она не предполагает. Просто приятно было прочесть умное кино, которое может и не шедевр, но подкупило простотой "истории любви", рассказанной языком почти XIX века, без обычного морального обнажения, психоаналитических экзсерцисов, вызывающих омерзение героев и презрения автора к персонажам. Лучше сказать: старые итальянцы от Монтеверди до Корелли с Вивальди в этом кино звучали бы идеально. Хотя и с музыкой в этом фильме, разумеется, более, чем замечательно.

Иногда женщина после сорока закрутит роман, и ждет ее обновление, хороший цвет лица и жизнь дальше. А иногда все оборачивается ущербом, как в одноименном французском кино (ну хорошо, британо–французском). Это задуматься. А если просто насладиться – тоже есть, чем. Италией, солнцем, интерьерами, сумками, брюками, итальянскими женщинами и другими аксессуарами. Гардероб был сшит специально для актрисы Рафом Симонсом (Jil Sander).

Тильда Суинтон прекрасна до безобразия; насекомые и белая кожа и вся сцена секса в полях напоминает модный показ; тема с поваром и едой избита, а вот ужины в доме Рекки хочется смотреть и дальше. Впрочем, креветки из того блюда в ресторане повара до сих пор меня преследуют: такой звук, такой вкус.

Смотреть и слушать только на итальянском.

Приятная летняя мелодрама

Смотрел этот фильм в Лондоне весной, когда вернулся - удивился почему в "Афише" про него ни слова.
В целом - если абстрагироваться от итальянского лоска, представленного в этом фильма так, как будто так должны жить все - или по крайней мере к этому стремиться, то фильм действительно про любовь - к еде, женщинам, детям, природе. Многое здесь основано на ощущениях, так что либо ты во все это погружаешься, либо сидишь весь фильм с каменным лицом, пытаясь уловить шуточки про русских.

Приятное кино, с равными долями драмы, романтики и комедии. И да, маленький спойлер, - тема ухи здесь раскрыта полностью ))))

Случайный фильм с таким монументальным названием вряд ли привлек мое внимание, если бы не Тильда Суинтон в роли русской жены состоятельного итальянского фабриканта на фоне старинных картин, изящной мебели и солнечной средиземноморской природы.

Высокая, бледная женщина, удивительная, как говорящая рыба, заплывшая в сокровищницу Атлантиды. Ее жизнь застыла слюдой, она словно шершень, увязнувший в варенье. Все смешалось: забота о детях, долгие дни, воспоминания о России…

- Он дал мне другое имя,- говорит она о муже, - я теперь - Эмма.

Нам показывают искусно рафинированную жизнь богатых буржуа: семейные приемы, вечеринки, вылазки в город. Мужчины на работе, женщины занимаются семьей и домом. Matrimonio (свадьба, брак) - это слово как нельзя лучше подходит для послеобеденного чая со сливками.

Эмма медленно движется в загустевшем пространстве. Идеальная матрона: ласковая со слугами, влюбленная в детей. Вечерами – вышивка и альбомы с картинами. Она теперь настолько похожа на собственный портрет, что, кажется, сама жизнь незаметно покрывается лаком. Поэтому, когда однажды в их дом приходит новый знакомый сына, она с удивлением обнаруживает, что еще может и хочет дышать. Даже если это разрушит композицию.

Я смотрел фильм давно и почему-то никак не могу выкинуть из головы. На мой взгляд, он довольно слабый, но… Им нельзя не любоваться, пусть это всего лишь зеркало, отражающее чужую красоту - бесцветное стекло, но сверкающее и прозрачное.

Нелепые вставки про дочь, осознавшую себя лесбиянкой, якобы подчеркивают переломные моменты в жизни матери, ягоды горстью, голоса из детства… все это неважно. Зато мы рассмотрим, что стоит на туалетном столике, как тускло светится фарфор и что за тайна сварена в этом странном русском супе – «уха».

Такое кино обычно снимают или начинающие режиссеры, которые еще не наигрались слишком красивыми образами, или старики, которым уже все равно. Безупречный набор живописных кадров составлен, словно учебник по рисованию. Луке Гуаданьино (Luca Guadagnino) за сорок и большая часть его работ – короткометражки и документальная съемка. Он одновременно неопытный в большом формате и очень ловкий в деталях.

Величественная музыка, сладкая итальянская речь (не вздумайте смотреть дубляж), поэзия в каждой сцене. Истории, в общем-то, нет, последовательность событий нужна только, чтобы не перепутать кинематограф с телеканалом Mezzo.

Вслед за Эммой в этот фильм стоит нырнуть с головой, как в море, не боясь намочить одежды. Прыгнуть и увидеть, как семейный Эдем оказался менее важным, чем сырая трава за плечом и мужчина, который кормит из рук.

Финальные титры, конечно, на золоченой бумаге.

Она- сливочная, тонкая, шелковая, угасающая под тысячами тонн итальянского, чужого неба. И у нее бегут мурашки от беззащитных ключиц до острых мизинцев на ногах, стоит ему войти однажды в этот шикарный особняк, в самый разгар скучного банкета, где подают устрицы после Ухи и запивают изумрудным аперитивом.
Он- кофейный, томный, скрытый под тонким слоем панциря молчания, такой, которого хочется разгадывать, обладать, подать всего под изумрудный аперитив, вперемешку с устрицами в винном соусе. Вот только почему-то под конец во всем этом кулинарном извращении явно чувствуется привкус обжигающего язык табаско. Но мне нравится такая любовь...

Фильм чистый, красивый и весь как итальянская кухня: небольшие порции, тающие на языке и чтобы распробовать вкус, нужно быть голодным.