Фильм

Смерть Вазир-Мухтара

Вазир Мухтар, биография смерти.
Эта вещь Тынянова для меня, семидесятницы, в свое время много значила, и потому было очень боязно наткнуться на очередную дорогостоящую дешевку в духе "Тараса Бульбы". Со срыванием покровов и приблудным, явно не от Гоголя, младенцем. И то сказать: - Откуда дровишки? - Из лесу, вестимо.
Все-таки, нет этого, - и то хорошо. Восторга особого тоже нет, однако есть у фильма некий необременительный шарм, отвлекающий от ляпов. (Которые, за редкими исключениями, хоть видит око, да зуб неймет, как-то так. Не скребут они по живому, чего ж еще?)
Боялась сладкой патоки из эполет, кринолинов, словечек "мой друг" и "мой ангел". Постсентиментализм все-таки. Равно и
"абличительной головешки", которую любят для разнообразия сунуть в морду лоху-зрителя, чтобы совсем не уснул от благости происходящего. (Начальство на вы и по-французски, не то что у нас, ручки целуют, чего вам еще, в сапожники что ль, захотели?). Есть, есть и то и другое, наверное, совсем без этого, видно, нельзя. В этот момент надо просто перевести глаза на потолок и думать о России и Англии. С канала однако не уходишь: ждешь, чем кончится, хотя и знаешь априорно - кончится хуже некуда.
Кстати, этот ляп о сапожнике - довольно грубый.
У Некрасова : ".. в салонах одна была растопчинская шутка". Имелся при этом в виду "сумасшедший Федька"(как называла его Екатерина)Растопчин - в 1812 году, московский генерал-губернатор, автор пошлых популистских афишек и бездарный администратор, инициатор расправы с Верещагиным, описанной Толстым, чтобы самому под шумок удрать из Москвы. "Руби его, в мою голову, из-за него Москва погибла". И с ним поступили так же, как персидская чернь с Грибоедовым. Превратили в кровавое мессиво. С той только разницей, что он был свой по нации и вере. Евдокия же Растопчина, его невестка, в будущем приятельница Лермонтова, лирическая поэтесса, такого написать не могла по определению.
Так что об Англии думать пришлось довольно много - как они там обходятся со своими Сциллами и Харибдами, и со своими Байронами?
Кто спорит, трудно без потерь передать особенности тыняновского стиля - причудливого, лукавого, в чем-то даже персидского, "как шаг коня, раненного в ногу". Однако вышло же это, лет так восемьдесят тому в "Поручике Киже", даже и при наличии обязательной тогда "aбличительной головешки" на тему гвардейских нравов, и даже памятника Николаю Первому - на фоне павловского вахтпарада .
Ну да, Грибоедов - не мраморная муха. Он классик в соку, и врезать может и послать, что мало не покажется И, он, при всем при этом, такой же как все, дядька с комплексами и кризисом среднего возраста.
Но, во имя всех богов Аида (раз уж тема такая - смерть), неужели совсем нельзя обойтись без услуг демона упрощенчества и вульгарности? Трудно, конечно ожидать, в наше-то время, классических метаний в духе всячески стерильных, хоть в гареме показывай, "живых картин" 50х прошлого тысячелетия.
Но извивающийся на полу в амурных корчах (о, добросовестный ребяческий разврат!)наш "лев и солнце", на пару с булгаринской Леночкой, дрыгающей баретками с позолоченными завязками... Карету мне, карету!
Неужели и впрямь, так уж важно, чтобы "делить со всяким можно смех"? Успех делить - это понятно. Но вульгарность как главный признак профессионализма - это несколько морально устарело, это dеmode, это было хорошо во времена "Интердевочки", огромных натруженных плеч и морковно пламенеющих скул.
Там более, что эстетика тут, по идее, как бы "совсем напротив". Если бы все только сводилось к огромным, наезжающим на зрителя, каретным колесам и узорным решеткам, ничего, мы уж привыкли Но просто зашкаливает порой эстетика, если уж дело дошло до более тонкой сферы наших зрительских чувств.
Зачем вся эта лирика Чацкий-Грибоедов и Елиза-Софья, предающиеся воспоминаниям, как они подростками целовались в шкафу, на фоне орущего под розгами беспутного Сашки?
И зачем все эти трюки с гирляндой висельников во время лихорадки с параллельным придавливанием Нины к лежбищу - и венчанием через минуту? Ну, отсебятина же это голимая.
Зачем, наконец, интриги с Алаяровыми женами-провокаторшами , а также евнухом-армянином с его противоестественной любовью к одной из них, и одновременно исконно бабьему стремлением служить тому, кто круче, кто опустил шаха, который, хоть и не лично, его оскопил. (Тогда как у Тынянова, евнух - интеллектуал, одно из alter ego главного героя просто затосковал о своей бедной и чистой юности, и, с упорством, достойным лучшего применения, захотел вернуться туда, куда вернуться нельзя.) Зачем сцена у камина - покаяние английского посла, исповедь доктора Макниля, этого Бонда времен цветущего Бидермайера?
Промежуточные жанры самые беспородные. Не знаешь, чего требовать и чего ждать от этой смеси бульдога с носорогом.
Если это детектив, пусть, даже на тему "горя от ума", то лишних слов, равно и действий не требуется, все только по делу. Все должно быть неясно до самого конца. Если же это - мелодрама для дамского потребления, то причем здесь реальная история? (О реальной политике я даже не говорю.)Игрушечная Нина неожиданна, но неодинно оказывается кстати. Ожидалась, напротивЁ по книге, девочка с тяжелыми глазами и восточной изначальной покорностью даже не судьбе, а тяжелой силе обстоятельств. Но такая бы не смогла произнести "Будем жить вечно, не умрем никогда", а эта произносит - и ничего, проходит. Может быть, акцент выручает.
Да, еще один ляп - и одно кривое зеркало злополучного Сансеича. Сашка Грибов обижающий такого нежного цветочка, как-то уж больно зело мерзок и смешон в своих поползновениях (ревность свекрови, плюс замашки подъездной уборщицы, терроризирующей нелюбимых жильцов посредством тряпки с ведром) Короче, жысь, она рысь, и смерть - как момент истины.
Вот я и подошла к самому главному. Давнее мое подозрение, что сила есть функция зла, и существует исключительно для насилия находит тут неожиданное подтверждение.
Круговорот насилия в природе. Над
Грибоедовым сильно сдействовали в Главном штабе, он поехал на Восток и там отыгрался на персиянах, в смысле Туркменчайского трактата: ободрал их так, что взревела вся Персия ниже плинтуса, (он же средний класс), которой и без него нахлебников хватало. Так что и без муллы и доктора Макниля достаточно было палец показать народной массе, чтобы она вдруг вообразила себя себя борцом с мировым злом и побежала и рвать в куски кяфира в очках. И вот тогда-то, когда строительная жертва на алтарь дружбы народов была принесена, наступило равновесие в природе. Финита. Зло ушло под землю. Сансеич даже как бы вроде одержал моральную победу. Умер красиво, так что всем сразу стыдно стало. Раз. Два - так и не удалось царю проучить его. Вместо учебы, какая-то фига восточная получилась.
Николая I, он же Палкин, от слова шпицрутены. О нем можно говорить бесконечно. Он ведь тоже классик и наше все, не хуже Пушкина. И он тоже всякий бывает. Каждому времени свои ордена и каждому валенку свой фасон. Николай образца 2010 - корпоративный, с акульей улыбкой и лопатообразной спиной и с легким
блатным душком. Мол, Гриб оборзел вконец, живет, не по понятиям.
Ну, не обязан играть в эти игры, не обязан иметь вид "бодрый и придурковатый"
человек, осчастлививший нашу культуры не только свом "Горем", но еще и словом Чухлома.
Да, и вообще - неужели обычное желание делать непротивное дело и нормально зарабатывать предполагает непременную продажу души дьяволу, все равно, в белых штанах или без оных? Впрочем, вопрос это чисто риторический.
Самсон, - хорош, однозначно - то дуб зеленый, то кот ученый, тигровой массти, крадущийся тигр, осторожный дракон. Он враг по гроб жизни, но не Грибоеду, которого он знать не знает и знать не хочет.
Враг его другой. Казенный человек, которому больше всех надо, Вазир Мухтар, теневая сторона нашего Сансеича, но без которой он - как Югу без Севера. По крайней мере, пока он не создал и не раскрутил свой буржуазный проект. Какое дело Самсону до того, что он лишь играет бюрократа. Главное, что он смертельно опасен: жестокий, линейный, и деревянный, начинающий мертвец, готовый на все, во имя планов, во имя семьи, черт возьми. Милосердие и прочие минутные слабости на фоне треуголки выглядят неорганично. Воровски они как-то смотрятся, почти как госизмена.
В лучшем случае, как знак бессилия точно.
Самсон же несет в себе другое пространство и стало быть, это война миров. Есть миры затерянные и есть затеянные.
Раскольник осевший в Персии желающий, в сущности того же - служить и получать достойное вознаграждение. Что ему в общем и удавалось, пока не появился этот тип в треуголке со змеей и пружиной внутри.
В конце концов, не он же на грубость нарывался.И не двенадатый же год и не Москва за нами.

Мораль же, как всегда, оскорбительно проста. Главное зло, то что убивает, оно не в ком-то и не в чем-то, она внутри, она в самом факте зависимости одного от другого. Никто не вправе решать, каким тебе быть и что тебе делать. И никто не вправе считать себя абсолютным добром, а другого, соответственно абсолютным злом. Хорошо, если ты, победишь зло, а если наоборот?
Опять же, есть вещи в природе, немногим лучшие, чем смерть. Утрата сущности, скажем.Все равно, ради чего.
Чацким не должно быть больше тридцати, иначе в абсурд превращается не только жизнь, но и смерть. Господа, снимите треуголки!