Фильм

Большая любовь

Пьер (Этекс), провинциальный Казанова в старомодном канотье, заметно нервничает, дожидаясь у алтаря свою будущую жену Флоранс (Фрателлини), дочь мелкого промышленника. Очевидно, в его решении расстаться со свободой сыграла свою роль не только любовь к Флоранс, но и перспектива занять теплое место под крылышком тестя на его фабрике, а также жить в комфортабельном доме. Но мысли Пьера блуждают. Возможно, то, что мы увидим, — его фантазии, паранойяльные видения сознания, судорожно перелистывающего за минуты до казни свои грядущие перспективы. Проходит 10–15 лет, пронафталиненный в шкафу своей налаженной буржуазной жизни Пьер переживает кризис среднего возраста и вторую большую любовь — к свежей, как утраченная им молодость, 19-летней секретарше Аньес (Кальфан). Фантазии Пьера блуждают все настойчивее, мечты становятся все причудливее — и вот уже его кровать трогается, подобно автомобилю, к далеким берегам, населенным прекрасными дамами, минуя кровати других мужчин, также следующим к станции своей «Большой любви», которую им суждено достигнуть только во сне…

«Мне только дважды довелось постигнуть значение слова «гений». Первый раз — когда я отыскал его в словаре. И второй — когда познакомился с Пьером Этексом», — сказал об авторе этой картины легендарный американский комик 1960-х годов Джерри Льюис. Этих двух, ставших в жизни близкими друзьями, роднит то, что оба они оказались великими комиками немого кино, родившимися на свет слишком поздно, чтобы выразить себя в эпоху Чаплина, Гарольда Ллойда и Макса Линдера. Безнадежно отставший от состава трюковой комедии 1920-х годов, Пьер Этекс с невозмутимостью Бастера Китона создавал картины, полные не нуждающихся в диалогах гэгов и фантасмагорической образности немого кино в 1960-х. Нетрудно догадаться, что в отличие от картин того же Китона, его фильмы были отравлены сладким ядом меланхолии, ностальгии, а герои — показательно название его картины «Вздыхатель», удостоенной почетного диплома на Московском международном кинофестивале 1963 года, — пребывали, словно во сне, как и подобает человеку, промахнувшемуся с датой рождения. Или — инопланетянину, потерпевшему крушение на чужой планете.

Прибыв в Париж из родного Руана 25-летним юношей в 1954 году, Тати работал иллюстратором, выступал с эстрадно-юмористическими сценками в кабаре, подолгу гастролировал с цирками. Почти сразу по прибытии он нашел и первую работу в кино — делал эскизы и сочинял гэги для удостоенной «Оскара» полунемой комедии Жака Тати «Мой дядя» (1958), на которой работал ассистентом режиссера, когда дело дошло собственно до постановки. Этекса считают учеником Тати. Но если Тати в своих комедиях использовал старомодные с точки зрения техники комические трюки, чтобы выпуклее изобразить абсурдное своеобразие эпохи технической революции и интенсивного развития коммуникаций на каждом ее этапе, Этекс откровенно ностальгировал. Герой Тати — чудак с головой на плечах, который в силу своего простодушия только и способен видеть преходящую природу новых гаджетов, признаков комфорта, не способных дать людям того, что ищет каждый, — счастья. Многие же герои Этекса, как Вздыхатель и Пьер из «Большой любви», — никчемные буржуа, которые бы гроша ломаного не стоили, если б где-то в глубине их исторической памяти не шевелился галантный дух ушедших эпох. Впрочем, он не помогает им трезво взглянуть на современный мир и свое место в нем — эти пышные мечты вершат свой парад только под полями их шляп, становясь единственным слабым оправданием их напрасного существования.

Как Тати во «Времени развлечений» переосмыслил возможности широкого формата, Этекс в фильме «Я пишу на воздухе» смог приручить редкий формат панорамического кино (знакомый зрителям советской эпохи по видовым картинам, которые показывали в «Круговой панораме» на ВДНХ) к требованиям высокохудожественной комической; впрочем, и здесь он остался узником ностальгии, создав юмористическую элегию об изобретении телеграфа.

Узниками некого фатального юридического надувательства стали и сами фильмы Этекса. Сегодня на Западе их невозможно посмотреть. Во Франции выросли поколения синефилов, знакомых с именем Этекса только из киносправочников. Он и его постоянный соавтор Жан-Клод Каррьер, которого после создания им сценариев для фильмов Бунюэля («Скромное обаяние буржуазии», «Призрак свободы»), Шлёндорфа («Жестяной барабан», «Любовь Свана»), Осимы («Макс, моя любовь») назовут последним оплотом кинематографического сюрреализма, оказались полностью отлучены от прав на собственные картины. Попытка отреставрировать их вызвала многолетнюю судебную волокиту, закончившуюся тем, что им же самим и пришлось оплачивать судебные издержки. Лишь после вмешательства сотрудничающей с французской синематекой влиятельной организации им удалось прикоснуться к своей картине 1965 года «Йо-Йо» и показать отреставрированный вариант публике прошлогоднего Каннского фестиваля. «Большая любовь» по сей день остается под замками правовой ловушки; ни один кинотеатр Евросоюза не имеет возможности провести хотя бы один бесплатный сеанс этой картины. Так что мы можем с полным правом утверждать, что в грядущую субботу Вам предоставится уникальная возможность, которой соотечественники Этекса рискуют остаться лишены навсегда.