Фильм

Стыд

В 1968-м, 30 сентября, после премьеры "Стыда", Бергман запишет в своем дневнике: "Разумеется, хочется, чтобы и критики, и зрители хвалили тебя постоянно. Но как давно этого уже не было. У меня такое чувство, будто меня отодвинули в сторону. Что вокруг меня установилась вежливая тишина. Трудно дышать. Как я смогу продолжать работать?.. "
Режиссер, безусловно, утрировал происходящее с ним, прекрасно понимая, что “отодвинуть в сторону” его чрезвычайно сложно. Он, как никак, знаковая фигура в истории кинематографа. Наверное, осознание этого более всего и пугала его. Он всегда старался избегать делать так называемые бергмановские фильмы как, например, Бунюэль, который, по его мнению, в основном только бунюэлевские фильмы и делал; или как Феллини, который в конце своего творчества тоже не избежал феллиниевских картин.
Несмотря на это, “Стыд” типично авторское кино. Как истинный художник Бергман не мог остаться в стороне от исторических катаклизмов, потрясших человечество в ХХ веке, в том числе от фашизма, который режиссер видел своими глазами.
Сам Бергман рассказывает о своем фильме следующее: "Первоначальным фоном фильма "Стыд" был страх. Я собирался показать, как бы я вел себя в период нацизма, если бы Швеция была оккупирована... я пришел к выводу, что я и физически и психически труслив, за исключением тех моментов, когда впадаю в ярость. Но в ярость я впадаю на момент, а труслив постоянно. Во мне силен инстинкт самосохранения, но моя ярость может сделать меня храбрецом. Это физиологическое явление. Но как бы я смог вынести долгую, изматывающую, холодную угрозу?.. Что от фашиста сидит в нас самих? В какой ситуации мы можем из добропорядочных социал-демократов превратиться в активных фашистов. Я все больше убеждаюсь в том, что, когда на человека оказывают сильное давление, он впадает в панику и исходит лишь из соображений собственной выгоды. Этой теме и посвящен фильм".
Апокалипсис наступает внезапно, хотя весть о конце света может звучать годами. Война – это апокалипсис локального масштаба. Мгновение назад ты спокойно пропалывал огород и был не в состоянии зарубить курицу, а теперь, чтобы выжить, необходимо убивать людей. Бергман погружает героев в экстремальную ситуацию, словно спрашивает, как бы вы повели себя, будь на их месте.
Вывернуться наизнанку, стать другим человеком. И человеком ли вообще? Когда оказываешься возле тельца маленького мертвого ребенка очень трудно оставаться самим собой.
И в этом весь Бергман. Мрачный, тяжелый, давящий… Визуально “Стыд” выглядит как пришелец из далекого прошлого. В то время как весь кинематографический мир начинал купаться в цвете, Бергман, словно в противовес, предлагает нам вычурную черно-белую картинку. Минимум декораций, минимум актеров, максимум энергетики, заключенной внутри кадра.
Вообще, это феномен Бергмана и Тарковского – снимать скучно и длинно, передавая на длинных общих планах, казалось бы, ничего не несущих, совершенно сумасшедшую энергетику. Погружать зрителя посредством созерцания на невероятную глубину, когда чувствуешь, что время, которое ты тратишь на просмотр, тебя обволакивает, и его количество переходит в иное эмоциональное качество восприятия. Это высочайшее мастерство.
Но почему именно стыд? Неужели чувство стыда отдельного человека и всех людей, вместе взятых способно спасти человечество от катастрофы? Или же стыд выступает как стимул возрождения человека, новой жизни? Ответы на эти вопросы режиссер предлагает каждому искать самостоятельно. Может да, а может, и нет. Смогут ли герои выбраться из ада войны? Или же разделят участь тысяч погибших? А если смогут, то получиться ли у них начать ту самую новую жизнь? Мнение Бергмана – нет. Это ясно дает понять финал картины, когда герои и еще несколько измученных войной людей покидают злосчастный оккупированный остров и на лодке устремляются в море. Через какое-то время кормчий кончает жизнь самоубийством, а лодка застревает в огромном количестве трупов солдат. Раздутые мертвые тела, скрюченные пальцы, открытые в безмолвном крике рты… выхода нет.
Сам Бергман вот что говорил о своем детище: “Можно сказать, что фильм построен на двух снах. Он начинается со сна Яна о мирной работе в оркестре и заканчивается сном Евы об утраченной любви. Как раз в середине фильма Ева сидит и говорит, что это приснилось кому-то. "О, как ему будет стыдно, когда он проснется!" В этом и заключается, попросту говоря, моя эстетическая и этическая позиция по отношению к этому фильму. Я считал, что взялся за непосильную задачу и что мне будет стыдно, когда фильм выйдет на экран, хотя вышло лучше, чем я ожидал”.

Многие из фильмов мэтров мирового кино, оставаясь азбукой кинорежиссуры, к сегодняшнему дню потеряли львиную долю своей актуальности, которая в свое время ошеломляла современников. В частности, исчерпывающее представление о почерке Бунюэля и Феллини можно получить на основании 3—4 фильмов.

О фильмах Ингмара Бергмана этого не скажешь.
Я люблю их за неповторимость сюжетов и за то, КАК он показывает основные проблемы, волнующие людей вне зависимости от течения времени и изменений контекста бытия. В этом для меня его основное отличие от многих других мастеров авторского кино.

Притом, что «Стыд» не похож ни на один другой его фильм — это чисто Бергмановская картина. Все время просмотра не покидает ощущение, что это документальное кино, снятое на любительскую кинокамеру прошлого века. На скрытую камеру… Вроде бы и нет в сюжете захватывающего действия, а оторваться невозможно. Точнее, оторваться можно, а вот не досмотреть до конца — нет.
И, поверьте, глубина впечатлений, которые он оставляет, оправдывает все.

Сюжет достаточно прост для пересказа, но он только шампур, на который нанизана психологическая составляющая и эмоции, которые испытываешь сам, глядя на происходящее на экране.

Вероятно, создать столь достоверную картину о войне и фашизме в Европе Бергману помогли личные воспоминания, тот эмоциональный заряд, который он передал зрителям через свое вИдение событий тех лет.

Безусловно, ему понятны и близки чувства героев — супружеской пары музыкантов филармонии, оказавшихся в предельно беспомощном положении перед ужасами войны. И режиссер представил нам историю о поведении таких людей в обстоятельствах, о которых очень хорошо знал сам.

Надо сказать, достойного в их поступках, чувствах и взаимоотношениях осталось мало… А стыдного — много. Наблюдать за этой трансформацией тяжело. Не сопереживать им — невозможно. Судить людей за то, что в нечеловеческих условиях они теряют идеалы и проявляют трусость, глупость, изворотливость, жестокость не берусь. Не приведи Господь, оказаться на их месте!

Пожалуй, этот одна из сильнейших антивоенных картин, которую я видела.
Этот фильм стоит посмотреть каждому интеллигентному человеку, чтобы понять, как тонка грань, отделяющая человека от зверя.

Немного резковатый, насквозь обвинительный, но невероятно яркий, мощный и сильный шедевр Бергмана. Спокойный балтийский островок (в роли острова – остров Форё), на котором поселилась пара музыкантов в отставке. Ян Розенберг (Макс фон Сюдов) – бывший виолончелист и композитор, испытывающий проблемы с сердцем, вынужден устраниться от больших городов, стресса концертов и высокого ритма жизни. Его жена, скрипачка по имени Ева (Лив Ульман), переехала с ним. Они живут выращиванием в саду овощей и фруктов, иногда покупают бутылку вина, вспоминая прошлые деньки, встречаются с мэром, с женой которого у них получается квартет. И вот, одним утром, они видят танки, едущие по улицам города, военную технику, перегоняемую паромом, пушки, транспортируемые по железной дороге. Тихой и размеренной жизни приходит конец. На дом нападает группа солдат, которые убивают всех вокруг, и чудом оставляют в живых жильцов, заставляя наговорить на камеру какие-то выбитые признания, которые потом сильно отредактировали и пустили в качестве агитки против войск другой стороны, которая вскоре отбивает остров в свою пользу и наводит свои порядки. Ян и Ева пытаются сделать все возможное, чтобы выбраться из этого кошмара. И под все возможное тут понимается действительно все. Даже то, за что потом придется испытывать стыд.

Весной 1967 года Ингмар Бергман начал работать над сценарием, который назвал «Война», а чуть позже переименовал в «Сны стыда». Ближе к лету сценарий уже был готов, и Бергман отправил на остров Форё, где он жил, помощников, устанавливать декорации и мебель для съемок фильма, которые стартовали в сентябре. Сам же режиссер, пока ждал, написал сценарий для своего следующего фильма «Ритуал», который снимет только на следующий год. Тем временем, начались съемки «Стыда», как назвали фильм уже окончательно, невероятно большим по масштабам студии «Свенск» составом в полсотни человек. Сама идея съемок на острове Форё ставила целый ряд вопросов организационного характера. Дело в том, что нужно было получить разрешение от правительства, так как на острове находились военные объекты, естественно засекреченные. Кроме того, разрешение нужно было и на то, чтобы что-то построить на этом острове. Чуть меньше проблемой был тот факт, что по сценарию деревья должны были стоять без листьев, из-за бомбардировок, но осенью листьев было еще достаточно, поэтому фон Сюдоф сам лазил с лестницей и обдирал листву.

Сама идея снять фильм о сложностях этического характера в военное время пришла в голову Бергману на основе с одной стороны новостей из Вьетнама, где война еще только набирала ужасные обороты. Кроме того, Бергман решил представить, что было бы, если бы нацистская Германия захватила Швецию. И уж насколько фильм оказался пророческим именно в 1968 году, когда советские войска вошли на территорию Чехословакии. Как сказал сам автор чуть позже, что если бы лента была закончена чуть позже, то имела бы совсем другой аспект. А так, картина получилась не столько о войне, сколько о растущем разрушительном страхе в душе. О хаотическом ужасе войны, о влиянии его на жизнь простых, мирных жителей. У воюющих в этом фильме сторон нет имен, нет лиц, нет идей. Это все совершенно не важно, простые жители просто не могут различить одних убийц и оккупантов, от других. Руководство ведет себя, как полагается, по-скотски, стараясь тоже выжить в ураганно меняющихся условиях.

Премьера фильма в Швеции была встречена одновременно с отвращением и восторгом. Автор явно вскрыл наболевшую рану, которую чувствовал каждый обычный швед, и все правительство, стремившееся вести наблюдательную политику, но не принимать одну из сторон. Впрочем, многие шведские интеллектуалы фильм не приняли, высмеяв его или обругав в прессе, хотя ряд журналистов отметил невероятный технический уровень работы, мощный эмоциональный посыл и важную политическую значимость. Фильм даже номинировали на «Золотой глобус», как лучший фильм на иностранном языке, но проиграл. Большие фестивали вновь обошли вниманием очередной шедевр шведского гения. Американский и британский прокаты прошли очень тихо и слабо. Одним словом – стыд!