Фильм

Меланхоличная малышка

«Солнечной прихожей Швейцарии» именуют туристические гиды городок Лугано, что приютился между двух альпийских гор у водопоя лучезарного озера Чезарео в 80 км к северу от Милана на угодьях самого южного кантона Тешин. Лугано населяет 30 тысяч человек; одна из них - Ольга (Биркин), melancoly baby (название позаимствовано из старой американской песенки, которая с прочими трофеями Второй мировой достигла советских берегов в коробках с кинофильмом «Судьба солдата в Америке»). Ее семейная жизнь с деловым человеком, вылезающим из командировок только чтобы принять душ и привести счета в порядок, ровна и бессмутна как гладь озера Чезарео. Желая разнообразить свою эмоциональную сферу, Ольга решает увлечься мужниным другом (Трентиньян), а когда получает деликатный отпор - другом друга (Бидо), размышляет, а не приободрить ли хозяина ресторанчика (Боклер), который давно вздыхает по ней. Но все эти возникшие чувства - не больше чем легкая рябь на поверхности законсервированного в скалах водоема. Не будем даже и пытаться изобрести повод пересмотреть эту тишайшую провинциальную драму сегодня. С первой палой листвой зашелестевший на экранах Парижа в последние дни последнего лета 70-х ее робкий и обидно срывающийся на ноте повыше - совсем как у Джейн Б. - голос пропал среди клаксонов массово возвращающегося с вакансов среднего класса. Клариссе Габю, швейцарке выпускнице киношколы по классу монтажа, дебют в режиссуре не стал путевкой в киножизнь: она пропала на телевидении, снимая отдельные серии для искусствоведческих и просветительских циклов. Никак не изменило это дальнее и покойное эхо «Мадам Бовари» имиджа швейцарской кинематографии, способной разглядеть заплывшим в буржуазном жиру киноглазом лишь томления отдельно зажравшихся граждан (к тому же фильм финансировали бельгийцы и французы). Помнится, у героини была канарейка и жердочкам скул молодой Биркин очень шло плетенье куполообразной клетки в сценах общения с птицей (любовно снятых главным бельгийским оператором Чарли Ван Даммом, «Бенвенута», «Мелодрама»): но, боже, птица в клетке и Ольга в клетке семейной жизни - что за вульгарный символизм! Парижские брассери методично залакировали фильм сигареткой и смыли из памяти глотками Cote-du-Rhone; сдается, в СССР, где он к тому же вышел в феврале, когда только и делать, что отогреваться в кино, он оставил даже чуть больший след. И все ж, в истории от фильма осталась лишь навязчивая мелодия Сержа Генсбура, непременная в любой его аудиоантологии: сентиментальная, ритмичная и нескончаемая дробь по клавесину - что дробь дождя по карнизу, сигналящая зашторенным комнатам о приближении радуги. Да пожалуй, два профиля в памяти - Биркин и Трентиньяна, деликатная чеканка на монете, двуглавый орел скрытной экономной среднеевропейской красоты. А впрочем, все это полустертые пометки на сносках киноэнциклопедии; нынче причин наслаждаться этим нет - как нет причин любоваться осенью из окна вагона-ресторана, талым ручьем в низовьях горного серпантина и закатным лучом, чиркающим зеленую искру в зрачках случайного попучтика.