Фильм

Том Джонс

Англия середины XVIII века. Вернувшись в родовое поместье после затяжной поездки в Лондон, достопочтенный сквайр Олворти (Джордж Дивайн) обнаруживает в своей постели новорожденного младенца. Сочтя ребенка плодом греха своих цирюльника и горничной, сквайр прогоняет слуг, а подкидыша решает вырастить в окружении всех тех благ, какие приличествуют юному джентльмену. Том (Финни) вырастает в удальца, которому его широкая улыбка и непомерный аппетит к жизни позволяют походя добиваться расположения всех окрестных девиц, среди коих он особо примечает одну — Софи (Йорк), дочь известного своим пристрастием к выпивке соседского сквайра Уэстерна (Гриффит). Однако племянник Олворти, Блифил (Дэвид Уорнер), который сам имеет виды на Софи, плетет интригу против Тома, — что, учитывая легкомысленный характер последнего и его жадность до плотских утех, оказывается не таким уж мудреным делом — и старый Олворти вынужден отослать подкидыша из поместья, выдав ему щедрую по тем временем отходную в 500 фунтов. Уже после первой дорожной попойки, которая не заставит себя ждать, Том просыпается без гроша в кармане — так начинается то, что могло бы стать скитаниями найденыша, не будь тот снаряжен тем запасом обаяния, веселья и любознательности, что превращают каждую минуту «неприкаянных скитаний» их счастливых обладателей в невероятную и веселую авантюру.

Судьба этой экранизации старинного романа Генри Филдинга «История Тома Джонса, найденыша» в чем-то сродни судьбе ее героя. Поначалу единственная копия этой скромной по бюджету и вычурной по стилю плутовской комедии, где всего — чересчур, одни герои слишком неумеренно пьют и волочатся за юбками, а другие слишком высокомерно обливают их презрением, ютилась на правах бедного родственника в «Лондон Павильон», куда ее пристроили мягкосердечные боссы прокатной компании United Artists из уважения к занятым в ней корифеям лондонской сцены вроде удостоенной распоряжением Королевы звания Дамы ядовитой высушенной старой ящерицы Эдит Эванс. Через некоторое время стало очевидно, что зал ежедневно заполняется до отказа, билеты бронируют за неделю вперед, а когда напечатали еще несколько копий и распространили по крупным городам Америки, стало очевидно, что фильм бьет все мыслимые для экранизации британской классики рекорды посещаемости. Новый 1964 год «Том Джонс» встретил у 40000000-долларовой отметки кассовых сборов — цифра по тем временам сумасшедшая.

Хотя сыгравший Тома актер Альберт Финни и получил за эту роль приз на Венецианском фестивале, перед нами совсем не тот случай, когда баснословный успех картины лежит на плечах исполнителя. Конечно, для Финни с его рыхлой внешностью и манерами воплощение героя столь рьяного, дерзкого и неугомонного стало, не могло не стать, определенным актерским подвигом. И все же, в глазах поклонников по всему миру, подавляющее большинство которых до выхода «Тома Джонса» от мысли об обращении к британской классике тянуло разве что на зевоту, сверкающими доспехами его героя обеспечила не столько игра Финни, сколько те несметные стилистические виньетки, затеи и каверзы, на которые оказалась богата фантазия режиссера. Пролог с обнаружением найденыша был снят под немое кино. Когда авторам хотелось остановить особое внимание на том или ином персонаже, он замирал в стоп-кадре, а диктор сообщал о нем нужные сведения. Порой сам Том вступал в пререкания с диктором и обращался к публике напрямую (этот прием будет впоследствии положен в основу советского мультфильма «Падал прошлогодний снег»). Когда Том выделял чье-то личико из толпы перед глазами, камера на это личико наезжала, а кадр вокруг «закрывался», как когда наводишь на определенный объект подзорную трубу. Ну а уж если Тому нужно было спасти от зрительского любопытства честь полуобнаженной дамы, с которой ему предстояло предаться плотским утехам, он безапелляционно заслонял настырный кинообъектив собственной шляпой. Прибавьте к этому ускоренную съемку, снятые с постоянного движения сцены охот и фехтований, эпизод трапезы Тома с одной дамой, в ходе которого, вгрызаясь в яства, оба пожирают друг друга глазами, — и вы получите такую экранизацию старинного романа, образы которого словно подсказаны фантазией читающего его мальчишки-сорванца 1940-х, в чьем воображении картины из книги оживают в эстетике обожаемых им немых комедий и киноавантюр Эррола Флинна, но только не в привычной для них черно-белой гамме, а на вечнозеленом пленэре окружающей его Англии летних каникул.

Похоже, именно так и рождались образы этой экранизации в голове Тони Ричардсона, для которого обращение к подобному материалу и создание на его основе такого жизнерадостного и игривого фильма казалось в то время в высшей степени неожиданным. До «Тома» искусство Ричардсона было хмурым: вместе с драматургом Джоном Осборном, написавшим сценарий «Тома Джонса», во второй половине 1950-х Ричардсон стоял за тем направлением в английском театре (и чуть позже кино), которое одни называли «драмой кухонных раковин», а другие — «искусством рассерженных молодых людей». Они рассказывали о жизни индустриальных английских городов и тех его жителей — фантазерок, гомосексуалистов, эстрадных артистов и попросту юношей, не желающих вслед отцам и дедам тянуть ярмо беспросветного пролетарского существования, — которые выламывались из общей массы. А начало им было положено пьесой Осборна «Оглянись во гневе», которой никто не брался захламлять сцену, а Ричардсон взял и поставил. И когда спектакль, сразу отозвавшийся знакомой болью в душах публики, переехал в Нью-Йорк и пережил 400 аншлагов, Голливуд предложил им изрядную мзду за экранизацию: но тут Ричардсон принял, пожалуй, главное решение своей карьеры и предложил Осборну самим основать частную кинокомпанию и сделать пусть скромную, зато — свою киноверсию. С нее и пошло «кино рассерженных молодых англичан», которое сам Ричардсон пополнил не менее звучными работами «Комедиант», «Вкус меда» и «Одиночество бегуна на длинные дистанции». То были черно-белые фильмы, и в каждом кадре смок заводских труб мешался с английским туманом, создавая иконическую зябкую картинку английского кино рубежа 1950–1960-х. Но после четырех таких фильмов Ричардсон, добившись финансового успеха и одновременно почувствовав изношенность найденного им самим 5 лет назад киностиля, по его тогдашним словам, «захотел сбежать от дождливых промышленных городов английского Севера. Мне хотелось половодья красок и радости и тогда меня осенило, что «Том Джонс», которым я зачитывался в детстве, — это то, что надо». Кстати, старшеклассником Ричардсон, чью школу в годы Второй мировой перевели в провинцию, а там вскоре расформировали, сам вдоволь наскитался и набродяжничался: «Те годы привили мне ненависть к власть имущим и небрежение ко всякого рода авторитету, которое стало сутью моего характера и, надеюсь, пребудет в его основе на протяжении всей моей взрослой жизни».

Так и вышло: Ричардсон не только свершил блестящую карьеру, отказывая в зарившимся на его наработки голливудским боссам в малейших уступках и исповедуя принцип «лучше дешевле, зато свое собственное», но и не явился за «Оскаром», когда «Том Джонс» был объявлен обладателем премии Американской киноакадемии сразу в четырех номинациях — за лучший фильм года, режиссуру, сценарий и музыку (в итоге приз за Ричардсона принимала все та же старуха Эдит Эванс). Он прогарцевал по жизни подобно своему герою, познав многих женщин и мужчин, — из тех, кто сам говорил о своей с ним связи, были Ванесса Редгрейв, которой он подарил двух дочерей, и Жанна Моро, — и умер, как подобало всем бонвиванам той эпохи, от осложнений, вызванных СПИДом, о чем после смерти Ричардсона его лечащий врач сообщил с той же надменной суровостью, с которой экранные аристократы Ричардсона порицали беспечного Тома Джонса.

За два года до смерти он отреставрировал «Тома», сократив свой самый знаменитый фильм для грядущих поколений на восемь минут: даже самые ярые поклонники картины признавали, что местами авторы слишком заигрываются, и Ричардсон, ослабленный болезнью, внял их уговорам. Мы же увидим картину в ее полном объеме, без всяких извинений и книксенов в адрес блюстителей хорошего киновкуса, со всем упоением авторов собственной безудержной фантазией, в каком ее увидели советские зрители вскоре после того, как она покорила экраны Запада.