Драмат ический |
16+ |
Юрий Бутусов |
11 апреля 2015 |
3 часа 50 минут, 1 антракт |
Начало спектакля — сцена-рекордсмен даже для бесстрашного экспериментатора Юрия Бутусова. В течение 10 минут (а в театре они тянутся как все 30) Серафима Корзухина, сидя на фоне гигантского железного занавеса, лихорадочно трясется под стук и скрежет Pink Floyd, а все прочие бегом подносят ей бессчетные одноразовые стаканчики с водой. С этих самых пор начинается помутнение сроком 3 часа 50 минут, когда никто из бегущих не выходит из состояния гипнагогии.
Кажется, трудно подобрать пьесу, более созвучную современным реалиям, ежедневно наполняющим ленту фейсбука, чем фантасмагорическая булгаковская история про белых беженцев из красной России. Или по крайней мере такую, в которой чаще бы повторялось название самого известного сегодня полуострова. Но в спектакле Бутусова, как ни удивительно, дело не в постоянном Крыме, который уже трудно воспринимается без притяжательного местоимения, и не в том, что гражданская война, что стреляют и бомбят.
Если не считать очевидные подмигивания вроде звучащих «Океана Ельзи», уже полтора года как объявленных нон грата в России, то «Бег» все-таки не о геополитических неурядицах и не о братоубийственной войне. Для Бутусова и давно готовых к его безумствам вахтанговцев бег — экзистенциальное состояние, смятение внутренних тараканов. Это сновидческий сериал из ночных кошмаров человека, у которого даже не страна уходит из-под ног, а все то, во что верил, все ожидания, а главное — хоть какая-то возможность найти место и определить свое я в то время, когда практически ничему определение подобрать невозможно. Звучащие в спектакле строки из Володина и Бродского во многом именно об этом — о потере собственного лица и бескрайней невозможности хоть где-то отыскать его реальные черты: «Я бы другое взял напрокат, я не снимая его б носил».
Бутусов и его преданный художник Александр Шишкин запирают своих героев в пространстве, сурово ограниченном железной стеной, пожарным занавесом, охраняющим свою территорию от нечаянного воспламенения и вытесняющим тех, кто еще недавно был по ту сторону. Позже стена распахнет это пространство — Константинополь и Париж уже представят собой зияющий чернотой простор, подсвеченный последними лучами космических прожекторов. Перед этими людьми, кажется, весь мир, а им бы и коробки для тараканьих бегов хватило, чтобы окончательно потеряться.
Сон, лихорадка, безумство, суматоха непрерывных сборов и нескончаемых мелких перебежек в ситуации одного тотального бега — те оправдания, которые позволяют Бутусову плодить сцены длиной в бесконечность, увлекаться повторами и флешбэками и бодрить публику эстрадными номерами. Он из тех, кому не страшно, чтобы его актеры несколько минут изображали фокусницу-обезьянку или смотрели в одну точку, потрясывая ногой и обильно обливаясь водой. А все потому, что ему, в отличие от его героев, вектор безумного пробега видится предельно ясно. Прямиком в незнаемое.